Спорить люблю с детства. В институтские годы даже тренировался (под руководством основателя советской школы системологии Авенира Ивановича Уёмова) вести научный, нацеленный на выяснение истины спор. Понятно, что в моем блоге споры — в основном почти без моего вмешательства — идут практически непрерывно. Недавно в одном таком диспуте нежданно обнаружил: мысль, очевидная для меня еще, кажется, до изучения обществоведения в выпускном классе, не только неочевидна оппоненту, но и вызывает его резкое неприятие. Причем вопрос прямо касается хозяйственной жизни.
То и дело напоминаю себе и другим слова Аристотеля: «Человек — общественное животное». Мы формируемся в обществе, воспитываемся на всем накопленном обществом (В. И. Ульянов, считая коммунизм высшей формой общества, а коммунистов — образцовыми его членами, сказал: «Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество»), используем в работе созданное и придуманное (лозунг интеллектуальной собственности, требуя неукоснительной оплаты каждого подобия мысли, грозит вовсе парализовать доступ к придуманному) всем обществом. Но куда важнее хозяйственная сторона той же медали. Разделение труда повышает его производительность. Поэтому каждый из нас, живя в обществе, делает (в том числе и для других) и получает (в том числе и от других) несравнимо больше, чем мог бы сделать и получить в одиночку. Общество — условие жизни каждого из нас.
Но что такое общество?
Модные ныне концепции неограниченной экономической (либертарианство) и политической (либерализм) свободы рассматривают общество просто как сумму личностей. Каждая личность может свободно, по взаимному согласию взаимодействовать с другими. Результаты взаимодействий столь же свободно, по взаимному же согласию делятся между личностями. Вроде бы все просто, логично, удобно и взаимовыгодно… До тех пор пока взаимодействие ограничивается двумя личностями.
Даже в классическом моногамном браке личностей очень редко остается две. Например, на взаимоотношения супругов зачастую заметно влияют родня и знакомые. Но даже если забыть серии анекдотов «Зять и теща» и «Муж вернулся из командировки на день раньше», цель брака — дети (в связи с чем гомосексуальные связи не могут рассчитывать на те права, какие общество дает браку именно ради упрощения задачи пополнения общества). А ребенок не только воспитывается отцом и матерью, но еще и наблюдает их взаимоотношения и на основе этих взаимоотношений сам учится будущему семейному поведению (людям, воспитанным в неполной семье или гомосексуальной паре, заметно труднее в ходе построения собственной семьи). Родители же не всегда сходятся во взглядах на воспитание ребенка, что может породить конфликт.
Даже в элементарной ячейке общества невозможно ограничиться только парными взаимодействиями: каждое из них самим фактом своего наличия влияет на все остальные.
Всякому знакомому с теорией систем понятно: целое больше суммы своих частей. На теплофизическом факультете мне довелось заниматься отличиями реальных веществ от идеального газа. В нем частицы движутся свободно, взаимодействуя между собой только при столкновениях (как совместить нулевой размер частиц с ненулевой вероятностью соударения — вопрос скорее философский, чем физический). Реальные же молекулы не только имеют конечные размеры (и зачастую несферическую форму). Главное — они взаимодействуют через электромагнитные поля, простирающиеся неограниченно — хотя и стремительно затухающие.
Эти поля, в свою очередь, создаются электронами, движущимися по законам квантовой механики (в первом приближении можно свести это движение к орбитам, хотя и не всегда круговым). Поле, определяющее движение электрона, создают не только протоны в ядрах атомов (эта — статическая — составляющая суммарного поля всей молекулы экранируется электронами). В его образовании соучаствуют и другие электроны. Причем не только входящие в состав данной молекулы.
Правда, влияние дальних молекул в основном экранируется близлежащими. Но этих последних тоже достаточно много, чтобы суммарная картина поля была весьма сложна. В конечном счете взаимодействие каждой пары молекул зависит от многих десятков других. Даже расчет взаимодействия трех частиц — задача далеко не тривиальная. А уж многочастичные взаимодействия в мои институтские годы — в начале 1970‑х — выходили далеко за пределы возможностей мощнейших из тогдашних компьютеров. Но и четыре десятилетия спустя полноценному теоретическому исследованию поддаются лишь конфигурации, ничтожно малые по сравнению с обычными практически важными объемами. Даже модные нынче наночастицы приходится изучать в основном на опыте.
Межличностные взаимодействия — тоже многочастичные. Каждая книга — даже откровенно подтасовочная, вроде текстов Алисы Зиновьевны Розенбаум (Айн Рэнд) или Владимира Резуна, каждый фильм — даже откровенно халтурный, вроде почти всего постсоветского кино, влияют на многие тысячи умов сразу — но в свою очередь эти тысячи своей реакцией, обсуждениями между собой влияют на автора (каждый следующий фильм Федора Бондарчука примитивнее и манипулятивнее предыдущего, ибо рассчитан на уже обработанных предыдущим тошнотворчеством).
В деловой жизни многочастичность любого взаимодействия еще очевиднее. Даже продавец заведомо уникального товара не может надеяться на безудержное накручивание цены по принципу «Все равно ко мне придут»: другие могут предложить альтернативу если не равно полезную, то по меньшей мере приемлемую для многих. А уж производители типовых изделий — от дверных ручек до компьютеров — и подавно вынуждены учитывать не только интересы своих потребителей, но и любые действия других производителей.
Выходит, взаимодействия — хоть в газе, хоть в хозяйстве — можно рассматривать как самостоятельные сущности, несводимые к самим взаимодействующим молекулам или личностям. Причем несводимые не только в чисто техническом смысле (как химические реакции не сводятся к квантово-механическим расчетам просто вследствие непомерной сложности таких расчетов), но и вследствие взаимовлияния самих взаимодействий.
Увы, либерализм и либертарианство почти не исследуют природу взаимодействий. В этом они безнадежно отстали от марксизма.
Скажем, трудовая теория стоимости, использованная Марксом в качестве опоры и заметно развитая им, считает основой ценообразования общественно обусловленные — порожденные множеством независимо действующих, но именно в силу этой формальной независимости создающих общие условия деятельности производителей — затраты труда. Либертарианство же противопоставляет ей, например, теорию предельной полезности, где каждая личность самостоятельно оценивает, какую пользу может извлечь из приобретения. Беда только в том, что польза, получаемая каждым потребителем, зачастую не поддается сравнению не только с пользой, получаемой производителем от продажи своего изделия, но даже с пользой, получаемой другими потребителями.
В результате, по моим наблюдениям, субъективистские теории стоимости (вроде той же предельной полезности) верны пока и постольку, пока и поскольку перефразируют результаты, ранее полученные в рамках трудовой теории стоимости, и безнадежно путаются при любой попытке отойти от нее. Это и не удивительно: субъективизм, лишенный внешних опор, неизбежно рушится.
Не помню, кто сказал: война слишком важна, чтобы поручать ее военным. Система взаимоотношений личностей слишком важна, чтобы поручать ее личностям. Построение общества, поддержание общества, управление обществом требуют общественных инструментов — от школы до единой системы управления всем мировым производством (как я уже не раз отмечал, к 2020-му году она станет технически осуществима). Только тогда общество — единство межличностных взаимодействий — сможет действовать в интересах каждой личности. Ведь (как отметил в 1844‑м Маркс) свободное развитие каждого — условие свободного развития всех.
Источник – http://business-magazine.ru/
Ваши рассуждения не бесспорны, как и выкладки Карла Хайнриха Маркса.
1) С самого начала, при Вашей страсти к точности перевода, следовало бы трудовую теорию стоимости привести как “трудовая теория ценности”. И это-то название сразу же делает очевидным недостаток этой теории: ценность предмета как раз не может существовать и производиться вне отношений к субъекту, который оценивает предмет. Поэтому-то затраты труда производителя ещё не создают ценность, если потребители не видят в товаре никакой для себя ценности.
2) Из Ваших слов, что “основой ценообразования общественно обусловленные — порожденные множеством независимо действующих, но именно в силу этой формальной независимости создающих общие условия деятельности производителей — затраты труда” с неизбежностью следует, что теория Маркса и Ваше мировоззрение держатся на ходульной, искусственной конструкции как “общественно обусловленные затраты труда”. Этого феномена нет в натуре, а потому несправедливо говорить, что он возникает от многочастичного взаимодействия всех производителей. Например, сколь бы филигранными или инновационными ни были затраты труда на производство пейджера или песочных часов, эти товары не будут куплены. Утверждать, что общественно обусловленные затраты труда в них нулевые, значит, подгонять факты под теорию.
3) В этой связи совсем не удивительно, что не сбылись Ваши пророчества: “Построение общества, поддержание общества, управление обществом требуют общественных инструментов — от школы до единой системы управления всем мировым производством (как я уже не раз отмечал, к 2020-му году она станет технически осуществима)”. Как не удивительна практическая несбыточность пророчеств К. Х. Маркса в отношении мировой революции и торжества пролетариата с попутным революционным поголовным уничтожением буржуазии и эволюционным отмиранием государства. Ожидания не сбылись, ибо ошибочная их основа, внутренняя структура и, следовательно, выводы.
4) Более высокая прогностическая способность теории предельной полезности в сравнении с трудовой теорией стоимости может быть продемонстрирована на ближайшем примере ажиотажного спроса на гречку и туалетную бумагу. Затраты труда на их производство не выросли, но цены производителя и на полках магазинов выросли, ибо выросла полезность в глазах покупателей.
5) Ваше убеждение, что “либерализм и либертарианство почти не исследуют природу взаимодействий” лишено оснований, как и лишено практического смысла. Вы сами выше показали, что нет смысла изучать движение отдельных молекул, чтобы вывести практические следствия в отношении газа или жидкости как таковых. Макроэкономические явления в виде инфляции, экономического роста и т.д. не выводятся напрямую через наблюдение за поведением отдельного производителя или потребителя. Для описания макрозакономерностей в либерализме используется свой аппарат: совокупный спрос и предложение, цена денег и денежное предложение и т.д.
6) Отдельного опровержения заслуживает само это Ваше ожидание о возможности осуществлять построение “системы взаимоотношений личностей” целенаправленным методом. Это и есть подход, осуществленный большевиками на ранних этапах СССР, и красочно описанных в тоталитарных антиутопиях. Удаётся ли это рационалистическое построение общества? Как показывает практика, только отчасти. Проект СССР не просуществовал и 70 лет, разрушившись сразу же, как только страну возглавили рожденные в СССР люди: Горбачев, Ельцин, Кучма, Шушкевич, Назарбаев, Шаймиев и т.д.
7) Примечательно, что Вы не видите противоречия во всём Вашем рассуждении о молекулах и людях как носителях собственного заряда и массы и импульса движения, а потому порождающих взаимодействие через поля и собственное движение. Вы почему-то признаете такое “право” за молекулами, но отрицаете это в людях, не доверяя им, людям, создавать общество, действуя произвольно и самодеятельно. Не говорит ли в Вас свойственное технарям и “физикам” некрофильское стремление редукции живого и непредсказуемой материи к неживой и предсказуемой, биологии и социологии — к физике?
8) Вас также можно заподозрить в вульгарном толковании либерализма. Вы под оным понимаете, судя по тексту, индивидуализм при полной неспособности ни к кооперации, ни к планированию. Однако, экономическая теория и практика как раз и держится на том, что люди объединяются и именно в этом объединении достигают преимуществ разделения труда и специализации, а внутрифирменное стратегическое, тактическое и операционное планирование является необходимым звеном управления компаниям. Так что Вы неправы, когда либерализм увязываете с анархией и атомистическим хаосом.
9) Наконец, Ваш окончательный вывод со ссылкой на приснопамятного К.Х. Маркса, содержит в себе логическое противоречие, а потому неверен сейчас, как и 100, и 150 лет назад. Вы одновременно ратуете и за “единой системы управления всем мировым производством”, и за “свободное развитие каждого”. Как же возможна свобода, если есть внешнее управление? Свобода как раз и есть неподотчетность, спонтанность, а управление, даже осуществленное с помощью благодушного суперкомпьютера с человеческим лицом, остается управлением, то есть лишением свободы и навязыванием внешней воли, рассчитанной по сколь угодно совершенным формулам, которые, якобы, схватили суть человеческой природы и счастья…
Учитывая Железный закон олигархии, действие которого сложно не видеть, как финансовое лоббирование при либерализме и публичное продвижение “своих”, при социализме, власть будет организована в виде сообщества, которое наиболее умело взаимодействует с обществом, и если при социализме вход в это сообщество видится как родственные связи, то при либерализме туда попадают, скажем умелые политологи и маркетологи, которые могут влиять на весь мир сидя у себя дома и работая на себя, разрабатывая стратегии, продаж, пиара…
Подытоживая- на мой взгляд либерализм, со всеми своими недостатками, лучше социализма для прогресса общества потому что позволяет лучше работать социальным лифтам, и потому более меритократичен.
Для желающих взглянуть с аргументированной либеральной позиции на данный вопрос могу порекомендовать: Фридрих Август фон Хайек “Дорога к рабству”.
Хотя и сам вопрос о том что общество должно стремиться к прогрессу это тема отдельной дискуссии- возможно лучше предоставить каждому возможность выбирать для себя путь самостоятельно… Имеет ли право лежать на диване попивая пиво безработный на пособие, если его это устраивает? Возможно ли что если не осуждать подобное поведение, то куча лентяев начнут действовать принося обществу выгоду? Что если к дивану их и придавливает это самое общественное осуждение? И т.д.
Неплохо было бы заявлять, в подобных статьях, о том с какой позиции социализм лучше. Я понял что с позиции полезности для научного развития и накапливания общественного материального капитала, но может я и ошибся…
Где доказательство, что центральная “единая система управления всем мировым” будует эффективней самоорганизованного свободно меняющегося рынка спроса и предложения где каждая личность действует в своих интересах и интересах узкого близкого круга?! А ведь имено это близко к аналогии с законами термодинамики, а не центральный суперкомпьютер или партия/правительство или бог который решает за каждую молекулу.
Насколько надо быть наивным, чтобы считать что сверху виднее что хочет каждый конкретный человек.
Вассерманн – просто начитанный глупец
А если условный Василий хочет стать балериной? Это общество его заставило захотеть это или его собственное желание? То есть даже хотение формируется тем же соприкосновением с обществом, при этом само это желание может уничтожить общество, если оно не рационально. Свободный рынок на самом деле не свободный, а хаотичный, и с ним приходится считаться, а как только ты считаешься, то свои интересы уже становятся общественными. В общем, Ваня, ты идиот.
А с чего вы взяли, что единая система управления всем мировым производством это спуск сверху?
Вы путаете организацию производства и формирование спроса и предложения.
В текущей ситуации нам нужно избавиться от разрушительных свойств капитализма – неэффективного использования ресурсов, конфликта труда и капитала, ухудшение экологии и т.д.. А значит отказаться от самого капитализма, ибо в этих свойствах проявляется его сущность.
Единая система может в этом помочь.
Статьи и в частности канал на Ютуб Анатолия Вассермана, Для меня стоят на первом месте среди “публицистов” как Глазьев, Стариков, Катасонов, Фкрсов.
Шарль Морис де Талейран-Перигор – Война слишком серьезное дело, чтобы доверять ее военным.