В нашей истории уже было два варианта последствий нефтяного обвала.

Первый — в 1980-е годы. Тогдашний нефтяной обвал обернулся для нас перестройкой — а та, в свою очередь, полным отказом от социализма и развалом страны. Последствия по сей день далеко не расхлёбаны.

Второй раз — в 1997–98-м годах. Тогда, кстати, на нефтяной обвал наложился ещё и финансовый кризис. Правда, тогда Западной Европе и Северной Америке удалось локализовать этот кризис в пределах Юго-Восточной Азии и Российской Федерации. Для нас, как известно, следствием всего этого букета стал дефолт 1998.08.17. Но тогда правительство возглавили люди, не боящиеся страшных слов вроде «социализм» и «национализация». Благодаря этому мы очень быстро переключили всю ещё имеющуюся — невзирая на все усилия реформаторов — промышленность на режим импортозамещения. В итоге — как грибоедовский Скалозуб сказал о Москве «пожар способствовал ей много к украшенью», так о тогдашней России можно сказать «дефолт способствовал ей много к укрепленью». Меньше чем через год экономический обвал сменился стремительным ростом. Благодаря этому росту мы буквально за пару лет превзошли додефолтный уровень по всем основным показателям. И по сей день многое в нашей экономике унаследовано от того толчка.

К сожалению, сейчас экономический блок правительства состоит исключительно из людей, для которых «импортозамещение» — не менее страшное слово, чем «социализм».

Более того, эти люди даже не понимают простейших азов экономики. Они, например, не понимают, что любая валюта обеспечена в конечном счёте всеми товарами и услугами, которые можно за неё приобрести непосредственно, не прибегая к посреднической роли других валют. Вместо этого они (в духе так называемого Вашингтонского консенсуса, описывающего условия, предъявляемые уже развитыми странами к развивающимся ради задержки их развития и тем самым предотвращения конкуренции с их стороны) настаивают на том, что рубль должен быть обеспечен только запасами других валют — а не товаров и услуг. Иностранные же валюты любая страна, естественно, может получать только в уплату за экспортные товары и услуги (и экзотическими способами вроде контрибуции с побеждённых — как Соединённые Государства Америки нынче получают контрибуцию со всех бывших социалистических стран, решивших капитулировать в Третьей мировой войне и убедившихся, что капитуляция не спасает от разорения, а зачастую даже ускоряет его). То есть часть правительства, формально ответственная за всё наше производство, всеми силами добивается, чтобы рубль был обеспечен лишь очень малой — не нужной нам самим и потому уходящей за рубеж — долей этого производства.

Именно поэтому рубль зависит от нефти. Ведь его официальный курс исчисляется только на основе соотношения экспортных и импортных потоков, а не на основе ресурсов, обращающихся и используемых внутри страны. Именно эта принудительная привязка рубля только к незначительной части того, с чем страна вообще работает и чем она вообще располагает, как раз и есть причина нефтяной лихорадки российской валютной биржи.

Понятно, что Россия не может себе позволить такую лихорадку — хотя бы потому, что она изрядно препятствует росту. Но в данном случае лихорадка — лишь следствие других препятствий к росту, создаваемых экономическим блоком правительства. Отмечу лишь самые известные приёмы борьбы этого блока против жизни: принципиальное нежелание заниматься импортозамещением; финансовая политика, препятствующая развитию каких бы то ни было производств; максимальное ограничение внутреннего кредитования, приводящее к тому, что и наши банки, и наши производственники вынуждены брать кредиты только за рубежом… и так далее, и так далее.

Нынешняя нефтяная лихорадка рубля — показатель того, что именно экономический блок нашего правительства раз за разом, самыми разнобезобразными способами, оказывается главным препятствием на пути развития экономики. Россия, конечно, не может больше терпеть такую нефтезависимость доллара — и вообще не может больше терпеть такую зависимость самой российской экономической власти от того, что скажет зарубежная «княгиня Марья Алексевна». Значит, не может больше терпеть в правительстве адептов проповедуемого бесчисленными зарубежными княгинями и их местной прислугой (вроде Высшей школы ликвидации экономики) либертарианского — сулящего благотворность неограниченной экономической свободы личности безо всякой оглядки на общество (а у крайних либертарианцев — даже с отрицанием самого существования общества) — вероучения.

Источник