Недавно владельцы и руководители одной крупной (по меркам региона, где она базируется) фирмы пожаловались мне: государственные структуры, работающие на том же направлении, давят частных конкурентов явно недобросовестными методами. И специалистов скупают, назначая зарплату изрядно выше сложившейся отраслевой нормы. И на конкурсах продвигают свою продукцию по несуразно заниженным ценам — иной раз себе же в явный убыток. И через местную администрацию давят на контрагентов по принципу «он антигосударственно мыслит — его качество нашей работы не устраивает!» А все убытки от такой хозяйственной политики покрывают государственными дотациями из налогов — в том числе и собранных с их же частных конкурентов.

Из мировой и отечественной истории хорошо известно: сосуществование общественного и частного секторов экономики неизменно порождает значительный переток общественных ресурсов в частное пользование (из чего особо рьяные поборники общественной собственности — вроде недоброй памяти Никиты Сергеевича Хрущева — выводят полную неприемлемость такого сосуществования, не замечая его выгод, зачастую более чем компенсирующих убыток от перетока). Но, как видим, есть и обратный эффект: опора на ресурсы всей страны позволяет общественному сектору буквально разорять частный.

Сходным образом закончилась, в частности, НЭП — новая экономическая политика — 1920 х годов: по мере развития крупных государственных предприятий частные того же профиля вследствие меньших объемов производства проигрывали онкуренцию, а частные звенья технологических цепочек, проходящих через растущие заводы, не поспевали за их укрупнением. Но тогда проблемы порождало стремительное увеличение всего хозяйства страны. То же, что мне описали собеседники, происходит на нынешнем — увы, почти стабильном, а на некоторых направлениях даже съеживающемся — фоне.

Правда, следует отметить: так ведут себя не только государственные структуры. Одна из постоянных тем жалоб на Microsoft — скупка ею лучших программистов мира, порою вместе с их разработками (так, слава фирмы началась с покупки ею операционной системы QDOS — Quick and Dirty Operation System — для переделки под разрабатываемую в тот момент фирмой International Business Systems вычислительную машину личного пользования), причем дальнейшее развитие купленных программ либо вовсе замораживается во избежание конкуренции с изделиями самой MS, либо идет весьма странными путями (с заметным снижением качества, ибо львиную долю рядовых кодировщиков MS нанимает в Индии за гроши). Опора для такой политики — громадный по сравнению с большинством программистских фирм капитал.

По счастью, гиганты обычно не только мелочь топчут, но и друг другу на ноги наступают. Так, производители вычислительной техники сочли, что мимо них проходят слишком большие деньги, потраченные на покупку программ. И щедро финансируют разработку свободных программ с открытыми исходными текстами. Те достаются пользователям бесплатно: платить приходится разве что за консультации по использованию да доработки под конкретные потребности. В некоторых сферах — например, в серверах Интернета и смартфонах — свободные программы уже почти полностью вытеснили платные. Доходы производителей «железа» многократно перекрыли расходы на программирование.

Увы, подобная перекрестная конкуренция возможна далеко не везде. Она скорее исключение. Правило же известно с незапамятных времён: на свободном рынке при возможности неограниченного наращивания объема производства и/или скупки других производителей рано или поздно формируется монополия, что ведет к ухудшению качества и росту цены.

Войны конкурентов подчиняются примерно тем же дифференциальным уравнениям, что вывели в ходе Первой Мировой войны военный топограф Михаил Павлович Осипов (в 1915 м) и — через год, но независимо — авто- и авиаконструктор Фредерик Уильям Хенри-Джонович Ланчестер: в непосредственном столкновении соотношение скоростей боевых потерь противоборствующих сторон обратно пропорционально соотношению их численностей, если оружие поражает только непосредственно противостоящих, и квадрату соотношения численностей, если можно поразить любого противника в пределах видимости. Чем могущественнее один из противников, тем быстрее он сокрушает прочих. Но в отличие от классических войн, в коммерции, как в гражданской войне, можно сделать силы противника собственными. Поэтому монополизация зачастую куда быстрее войны.

А уж конкурент, располагающий возможностью привлекать по мере надобности ресурсы всей страны, и подавно станет монополистом тем скорее, чем свободнее рынок.

Антимонопольные законы — мера не просто внерыночная, но противорыночная, тем не менее жизненно необходимая для благополучия страны в целом. Увы, к государственным структурам она чаще всего неприменима: они обычно располагают возможностью сослаться на интересы страны и народа. Их можно разве что принуждать к ограничению цен и тарифов. Но тем самым они становятся ещё привлекательнее для потребителей. По сути, ограничение цен дает почти те же результаты, что и демпинг. А неизбежные при демпинге временные убытки компенсируются не из накоплений самой компании, а из налогов — со всех, включая и конкурентов, и вроде бы экономящих потребителей.

Так что же, правы безудержные приватизаторы, раздавшие за бесценок ещё в лихие девяностые то, что народ накопил трудами нескольких поколений?

На мой взгляд, главная их ошибка не в самой раздаче, а в оправдывающей ее теории. Вера в благотворность неограниченной свободы личности без оглядки на общество приводит, в частности, к непониманию закономерностей, возникающих на уровне общества как единого целого. Цель государства — обеспечение интересов именно общества в целом.

Государственные предприятия должны нацеливаться на задачи, вытекающие из этих интересов. Частный предприниматель не должен — и чаще всего не может в пределах доступных ему сведений — понимать общественные цели. Ему доступен только косвенный признак степени удовлетворения массовых желаний его усилиями — прибыль. Ее он и повышает по мере сил. Обязанность же государственных служащих — изучать как раз условия жизни всего общества, выявлять его потребности, на их основе формулировать задачи подчиненных им систем и оценивать степень выполнения задач. Для того им и
доступны (с запретом утечки) сведения, обычно квалифицируемые как личные и коммерческие тайны.

Поэтому для государственных предприятий прибыль должна быть лишь одним — и далеко не главным — из множества критериев оценки деятельности.

Это не значит, что все государственные предприятия должны быть планово убыточными. Даже в советское время такое случалось редко — как правило, когда убытки конкретного предприятия компенсировались существенно большей прибылью его партнёров по технологической цепочке и/или косвенными выгодами, не поддающимися прямой бухгалтерской оценке. Обычно же предприятию планировался конкретный уровень прибыли, достаточный для его дальнейшего развития. Но превышение этого уровня рассматривалось как ошибка, хотя и не столь значительная, как его недостижение, но тоже серьезная: ведь избыточная прибыль зачастую добывается за счет убытков других звеньев хозяйства, что может сорвать выполнение их собственных задач. От государственного предприятия требуется достижение поставленных целей, а прибыль — лишь косвенный измеритель общего качества его деятельности.

Увы, правильно выбрать и сформулировать цель — самостоятельная и довольно сложная работа. Не зря говорят: правильно поставленный вопрос содержит в себе не меньше половины ответа. Потому и вошла в моду теория, запрещающая понимать смысл хозяйственной деятельности. По ней каждое предприятие должно хозяйствовать самостоятельно, считая других всего лишь ограничителями его свободы, и оценивать свою работу только по прибыли. Со всеми — в том числе и вышеописанными — разрушительными последствиями недальновидности. Пока государственные предприятия рассматриваются как разновидность частных, а не как самостоятельная сущность, они будут опасны для самого же государства.

Вверх

Источник — http://business-magazine.online/